Неизвестное интервью путина

20 сентября, прежде чем отправиться в Соединенные Штаты Америки на саммит с президентом США Джорджем Бушем в Кемп-Дэвиде, президент России Владимир Путин встретился с американскими журналистами в своей загородной резиденции Ново-Огарево и дал интервью, которое длилось 4 часа 10 минут. Кремль опубликовал на своем сайте в интернете сокращенную версию этого интервью - лишь несколько первых вопросов. Издание The Washington Post публикует полную версию. В официальную версию интервью не вошли ответы Владимира Путина на вопросы по предстоящим выборам в Чечне, о деле ЮКОСА и Платона Лебедева, о коррупции в России, о свободе прессы и о давлении на нее, о засилии "чекистов" в органах власти, об амнистии капиталов, о взаимоотношениях РПЦ и Римской католической церкви, и другие. Редакция «Русской Америки» публикует  некоторые из этих ответов.

Грегори Л. Уайт (Wall Street Journal): Арест Платона Лебедева этим летом и расследование деятельности ЮКОСа привели к росту сомнений российской деловой элиты и среди западных инвесторов в стабильности и крепости основ нового российского бизнеса, и в надежности партнеров, и отношений с политиками. Считаете ли Вы эту озабоченность обоснованной и что Вы можете сделать, чтобы снять эти подозрения?

Владимир Путин: Вы знаете, я много раз говорил, что результаты приватизации в России пересматриваться не будут. И моя позиция по этому вопросу не изменилась. Я могу повторить это снова. Что касается уголовного расследования в отношении ЮКОСа, это отдельный случай. Компания, конечно, большая. Но это не единственная компания в России. А что касается приватизации и всех других похожих процессов, позвольте мне повторить снова: пересмотра результатов приватизации не будет. Но если были нарушения закона и если генеральная прокуратура заводит определенные дела, у меня нет законного права возражать. Вы знаете, дело не столько в приватизации. На самом деле, приватизация - это лишь небольшой компонент расследования. Но мы говорим о криминальной деятельности, участии в криминальных делах, даже покушениях и убийствах во время слияний компании. Как мы можем вмешиваться в работу Генеральной прокуратуры? Я не думаю, что в настоящий момент правильно говорить, что обвинения против ЮКОСа справедливы. Это еще не доказано. Здесь, как и в любой другой стране, человек считается невиновным вплоть до вынесения судебного решения. Это верно и в отношении Лебедева, и в отношении кого-либо другого. Поэтому когда расследование окончится - а я думаю, что оно почти окончено: Лебедев знакомится с материалами дела, - тогда дело будет направлено в суд, и суд будет решать, виновен Лебедев или нет, и тогда мы сможем сказать, было ли возбуждение уголовного дела в отношении ЮКОСа справедливым или нет. И я не исключаю, что, может быть, они несправедливы. Но пусть обвинение доказывает свою позицию, а защита - свою. От чего я пытаюсь предостеречь стороны, так это - от политизации дела. Естественно, Генеральная прокуратура, с одной стороны, и те, кого обвиняют, с другой, делают все возможное, чтобы доказать, что правы они. Но я думаю, это настолько очевидно, это лежит на поверхности, что Лебедев - не политическая фигура, слава Богу. Я надеюсь, это все окончится, и очень скоро, и мы увидим результаты.

А что касается опасений делового сообщества, когда мы говорим о бизнесе, лучше всего просчитать все в долларах и рублях. Я могу сказать, что после того, как было открыто это дело, капитализация российского рынка сократилась на 3%. Это оценка, которую произвели мы. Я могу вас заверить, что я не хочу, чтобы национальные компании и иностранные компании, работающие в России, чувствовали какое-либо пристрастие или предубеждение со стороны властей. И, поверьте мне, нет никакого пристрастия или предубеждения. Но все, включая бизнес, должны привыкнуть соблюдать законы. И это правило должно быть обязательным для тех людей, которые владеют миллионами, и тот факт, что они владеют миллионами, не должен освобождать их от соблюдения закона. А если они нарушают закон, они должны привлекаться к ответственности за преступления, которые они совершили. То же самое происходило не так давно в США, насколько я знаю, когда Президент очень принципиально и строго поднял вопрос об ответственности компании, которая нарушила свои обязательства. Конечно, кого-то это могло напугать. И я могу вас уверить, я знаю, что испугало многих. Но в итоге, я уверен, президент Буш поступил правильно, и это привело к стабилизации и к пониманию того, что Америка - это страна, где существует равенство перед законом.

Bloomberg News: Вопрос о масштабе коррупции в России. Мне рассказывали, что в России коррупция существует и в правоохранительных органах, и в журналистике, и в правительстве. Могли бы Вы еще раз изложить свое мнение о том, что делает правительство для борьбы с коррупцией?

Владимир Путин: Вы знаете, что коррупция - это не российское изобретение. Также известно, что мы развиваем демократию со стабильной экономикой. Мне не хотелось бы приводить примеры далеких стран, таких как США. Возможно, это и не нужно. Но давайте возьмем Средиземноморье: многие административные чиновники здесь были наказаны за то, как они раздавали землю. Есть множество других примеров, о которых вы знаете. Но, конечно, с переходной экономикой эти проблемы особенно актуальны. И это понятно. Почему? Потому что нет четких регуляций, подкрепленных законом. И опять же, иногда в этих странах правоохранительные органы неуклюжи и невнимательны в достаточной степени. И имеет место чрезмерное вмешательство правительства в экономику, что, вероятно, самое важное. Поэтому мы должны идти в нескольких направлениях. Нам нужно создать законодательную базу и судебную систему, чтобы повысить эффективность правоохранительных органов. Но самое важное заключается в том, что мы должны покончить с неоправданным вмешательством правительства в экономику. И мы должны создать условия, при которых решение вопросов реальной экономической ценности не будет зависеть от единственного чиновника. Я должен признать, что это настоящее испытание для стран, которые еще недавно были основаны на кабинетной экономике. Потому что в этих странах уже сформировался определенный тип управления и даже мышления. Мы становимся свидетелями того факта, что чем больше мы делаем для сокращения роли правительства в экономике, тем большую мы видим необходимость в принятии решений на уровне региональных властей. Однако они в процессе принятия экономических решений иногда пытаются навязывать условия, сроки и услуги, которые на самом деле не нужны экономике, или создают препятствия в сфере создания новых предприятий или функционируют с единственной целью взимания так называемой административной пошлины за услуги.

Bloomburg News: Что Вы думаете о роли правительства в этой сфере?

Владимир Путин: Я думаю, мы сделали еще недостаточно. Было принято много решений. Многие из тех решений так и не были утверждены или проработаны до конца. И мне хотелось бы подчеркнуть, что в подобных делах требуется оперативная реакция. Но мы должны верить правительству, поскольку оно понимает, что такая проблема существует. И оно не притворяется, что ее нет. Что уже хорошо само по себе.

Ким Мерфи, (Los Angeles Times): Несколько минут назад Вы говорили о заключении в тюрьму господина Лебедева по делу против ЮКОСа. И Вы заявили, что он ни в коей мере не политический заключенный. Тем не менее, тот факт, что его держат в тюрьме уже три с половиной месяца за якобы экономические преступления, заставляет некоторых людей называть его своего рода политическим заключенным.

Владимир Путин: Почему?

Ким Мерфи: В то же время мы стали свидетелями исчезновения частных телеканалов в России, принятия закона, который ограничивает возможность прессы сообщать о предвыборной кампании, мы видели, как ведущая организация изучения общественного мнения была взята под контроль правительства. Это заставило ряд наблюдателей придти к выводу, что демократия в России на самом деле может двигаться назад, а не вперед. Интересно, ожидаете ли Вы, что эта тенденция движения к более управляемой демократии продолжится? И можете ли Вы сказать, что имеет место обратное движение?

Владимир Путин: Что касается утверждения об обратном движении, я слышу эти утверждения уже четыре года - с тех пор, как я стал президентом Российской Федерации. Если под демократией кто-то понимает разложение государства, тогда там такая демократия не нужна. Зачем нужна демократия? Чтобы сделать жизнь людей лучше, сделать их свободными. Я не думаю, что в мире есть люди, которые хотят демократии, которая приведет к хаосу. Демократия подразумевает ответственность. Но это невозможно без свободы. Но мы должны разговаривать на одном языке. Я думаю, будет неправильно, если, говоря на эту тему, мы проигнорируем утверждения, которые не связаны с сутью вопроса. Тот факт, что Лебедев находится в заключении три месяца, заставляет некоторых людей делать выводы о том, что он политическая фигура. Но должны ли мы тогда говорить, что все люди, проводящие в заключении по три месяца, являются политическими фигурами? А как быть с теми, что проводит по два или по четыре месяца - они уже не политические фигуры? Я беседовал на эту тему с Генеральным прокурором. Поверьте мне, я должен быть очень аккуратен в отношениях с Генеральной прокуратурой. Если я буду навязывать какие-то решения, люди скажут, что президент командует прокуратурой и у меня возникнет проблема в другой области демократии. И все же я задал ему такой вопрос: "Зачем Вам потребовалось задерживать человека по подозрению в экономическом преступлении? Почему недостаточно было просто привлечь его к следствию, вызвать на допрос?" И, я вас уверяю, не секрет, что ответил Генеральный прокурор. Он сказал: "Господин президент, мы готовы работать таким способом. Но господин Лебедев скрывался от нас. Мы направляли ему документы, приглашая его посетить нас, но он их игнорировал. У этого человека миллиарды, миллиард (долларов). И Вы знаете, что если ему нужна медицинская помощь, он может получить ее везде, где потребуется. Где мы нашли его? Мы нашли его в средненьком военном госпитале в Московской области. В Москве есть много высококлассных клиник, куда люди могут прийти пройти лечение, если хотят. Так почему (он был там)? Потому что он бегал от нас. И мы не просто схватили его, не просто арестовали его на месте. Мы встретились с врачами, которые подтвердили, что он пребывал в отличном состоянии здоровья. Мы не хотим никакой шумихи в средствах массовой информации, потому что наше расследование еще не окончено". Постепенно это просочилось в СМИ, хотя прокуратура и не хотела никакой огласки. (О ЮКОСе) Это большая компания и, возможно, у них есть собственные контакты в СМИ. Сегодня уже говорилось о существовании коррупции, среди прочего, в средствах массовой информации. И вы знаете, вероятно, лучше чем кто бы то ни было, что происходит в СМИ в этой области. Они представляют влиятельную компанию, и я могу допустить, что они имеют влияние и на средства массовой информации.

Но я говорю не об этом. Важно, что некоторые люди говорят: он сидит три месяца, и поэтому он - политическая фигура. Я не вижу здесь никакой взаимосвязи. Непонятно, почему на это следует смотреть в таком аспекте. Что на самом деле имеет значение - это то, что некоторые люди говорят, что ЮКОС использует имеющиеся у него средства для политических целей, например, на поддержку партий правого крыла, Союза правых сил и "Яблока". Я могу сказать вам, что это полная чепуха. Это что-то, что сложно себе вообразить. Один из ключевых людей в Союзе правых сил - это господин Чубайс. И если было бы желание устранить его с политической арены, Чубайса бы там уже бы не было, он не был бы главой РАО ЕЭС. Кто его поддерживает? Они (Союз правых сил) делают в Государственной Думе много того, что полезно. Если вы поговорите с господином Явлинским, он скажет Вам, что мы встречались много раз и обсуждали и сделали очень много для того, чтобы (эта) партия удержалась на плаву в сложные для нее времена. И, поверьте мне, очень часто я не согласен с тем, что они говорят или делают, но я убежден, что эти силы должны быть представлены на политической арене. И если их финансирует ЮКОС - я надеюсь, в рамках закона, - хорошо, пусть продолжает.

Вы говорите, что под государственный контроль были взяты некоторые частные телеканалы. Возможно, Вы имели в виду ТВС. В целом, государственные банки выдали ему 300 млн долларов. Но все эти деньги были израсходованы, растрачены, и в итоге у них не хватало денег даже на покупку бензина. Должен наступить конец поддержки государственными банками таких компаний. Были и другие проблемы относительно распоряжения собственностью, с акционерами, и, в конце концов, они обанкротились.

Джейсон Буш (Business Week): Мой вопрос также будет связан с ЮКОСом. Вы сказали, что у Вас нет права вмешиваться в деятельность Генеральной прокуратуры в подобных делах. Но есть одна вещь, которую Президент может сделать, конечно, при поддержке Думы и правительства - поддержать новый закон, который закрепит права собственности и объявит так называемую амнистию приватизации, установив определенный период, скажем, в 10 лет, после которого итоги приватизации не могут быть пересмотрены. Каково Ваше личное отношение к подобной идее?

Владимир Путин: Я думаю, эта идея правильна. Вопрос в том, как она может быть реализована. Это сложный вопрос с юридической точки зрения. Я хотел бы подвести черту, чтобы могли прекратиться разговоры о (пересмотре приватизации). Но сделать это довольно сложно не только с политической, но и с правовой точки зрения. Я полагаю, почвы для сомнений нет, по крайней мере, в тех случаях, где не нарушались законы, имевшие силу в то время. Хорошие или плохие это были законы - никто не должен опасаться, что результаты будут пересматриваться.

Newsweek: С тех пор, как я нахожусь в Москве, я много слышу о том, что пропасть между богатыми и бедными становится все больше, что олигархи аккумулировали огромные состояния и что это вызывает много недовольства. Как Вы собираетесь урегулировать этот вопрос во время Вашего второго президентского срока?

Владимир Путин: Вы знаете, что у нас грядут выборы в Думу. А президентская предвыборная кампания еще не началась. И я не хотел бы начинать ее сейчас. Но я не хочу уклоняться от сути Вашего вопроса. Давайте не будем привязывать его к какому-либо президентскому сроку. Сам по себе вопрос действительно умный и важный и взят из реальной жизни. Это правда, это очень серьезная проблема. Действительно, существует разрыв между узким кругом очень богатых людей и огромной частью бедного населения. Некоторое время назад я разговаривал с человеком, имени которого назвать не могу, поскольку он очень известен в международном бизнесе, который сказал, что у наших олигархов нет социальной ответственности. Это было год или полтора года назад. К сожалению, я должен повторить, что во время процесса становления рыночной экономики, во время первичного накопления капитала такое происходит почти во всех странах. И ничего хорошего в этом нет. Это создает основу для возможной дестабилизации. И, кроме того, это несправедливо. Поэтому у нас двойная задача. С одной стороны, мы не должны запугать бизнес. Мы должны создать стабильные условия для его развития. Мы не должны нарушать главного принципа: в первую очередь, развитие экономики и затем, на его основе, решение социальных проблем. В то же время мы должны добиваться, чтобы законы соблюдались всеми, включая налоговые законы. И здесь есть многое, над чем мы должны задуматься и что мы должны проработать. Мы должны улучшить законодательство о взимании пошлины за пользование естественными ресурсами. Мы должны подумать о развитии перерабатывающей и обрабатывающей промышленности, как содействовать новой экономике, среднему бизнесу. И на какой основе мы должны расширять нашу экономику, добиваться более высоких показателей роста Мы должны помогать среднему классу и приблизить население с низкими доходами к уровню среднего класса. Давайте поговорим о будущем. За последние четыре года кое в чем мы добились успехов. Мы добились успехов в погашении долга по заработной плате для армии, пенсионеров. Доход населения не высок, но он стал регулярным. Доход в абсолютных терминах не очень большой, но он увеличился по сравнению с тем, каким он был в прошлом. Современные технологии, основанные на информационных технологиях, вырастают на 20% и более в год. Повысились пенсии, стали больше заработные платы. Сейчас мы не только достигли уровня до кризиса 1998 года, но и сделали большой шаг вперед. Фактически мы перешли на новую ступень развития. В течение первых шести месяцев этого года рост ВВП составил 7%, а промышленности - 5,9%. А учитывая, что мы смогли удержать эти показатели роста, это довольно приемлемо.

Джил Догерти: Некоторые люди думают, что Вы застряли между "силовиками", или ветеранами секретных служб, и сторонниками реформ, и что на самом деле у Вас меньше власти, чем мы думаем. Правда ли, что Вам все время приходится балансировать между ними?

Владимир Путин: Нет, неправильно. Я уверен, во-первых, что президент России имеет достаточно власти. Я придерживаюсь того мнения, что нужно быть осторожным в применении этой власти, иначе можно оказаться в ситуации, скажем, сумасшедшего с лезвием в руках, в сложной ситуации. Это очень острый инструмент, особенно в России, где есть определенная традиция централизации власти. Вы знаете, иногда я возвращаюсь домой и включаю телевизор - а это случается не так часто, - и вдруг ведущий на национальном телеканале говорит: "Сегодня президент сделал важное заявление". Но я не говорил ничего особенного. И вот из-за традиции суперцентрализации власти любое слово, любое действие главы государства иногда трансформируется и принимает форму, для меня достаточно неожиданную. Я очень аккуратен и пытаюсь использовать власть очень осторожно. Но, конечно же, никакой нехватки власти нет.

Существует мнение, что президента нужно наделить дополнительными полномочиями (другие говорят, не надо) - такими, как, скажем, право назначать губернаторов, как это принято в некоторых странах СНГ. Но я полагаю, что мы должны уважать нашу Конституцию, и пока у меня есть влияние на такие процессы, мы будем соблюдать Конституцию и ее фундаментальные положения.

Бет Нобель: Как дела с Вашими уроками английского?

Владимир Путин: Джордж Буш такой замечательный человек, что даже если он не понимает моего английского вообще, он делает вид, что понимает, о чем я говорю. Он кивает. И когда в конце нашего разговора я говорю ему (Путин произносит по-английски): "Передайте наилучшие пожелания Вашей семье", он говорит: "О, Вы стали очень хорошо говорить по-английски".

На самом деле, у меня практически нет времени (на изучение языка), а, может быть, не хватает мозгов, я не знаю. Я изучал немецкий в школе, в университете, и затем - извините за грубое выражение с моей стороны - в школе разведки. А потом после прибытия в Германию первые четыре или пять месяцев я боялся подходить к телефону. Мы называли это телефонным страхом. Люди тебе звонят, и ты должен понимать их и отвечать что-то. Это было действительно сложно. А мне не хотелось выглядеть дураком. И партнеры на другом конце (провода) понимали, что происходит. Я выслушивал их и, если не мог понять, то просто клал трубку. Потом они говорили: "Попросите этого нового парня не вешать трубку, пока мы не закончили разговор".

Хотя я не очень хорошо говорю по-английски, я люблю его. Шаг за шагом, я пытаюсь, 20-30 минут в день. Но я думаю, мое знание языка уже немного выросло. Я имею в виду, что у меня нет больше языкового барьера. Сейчас английский больше не вызывает у меня ужаса, как китайский или итальянский. Когда я оказываюсь в ситуации один на один, я действительно понимаю и иногда я могу собрать фразу, чтобы выразить свое мнение.